Въ сьле пьснапевца, пятьдьсятъ летъ таму назатъ, празднавали новый готъ; кагда прайдутъ ужэ и Мразные дни, адна девушка абъявляла новый готъ, к чъму приурочывала следующую песню:

Песня 1.

Васкликнула Перва Доля*,
Перва Доля самародица,
Васкликнула всё са гары,
Съ гары, да ушъ са Белаи,
Такое слова гаваритъ:
«Ой, царю ли, маладой царь,
Да што сидишъ ты у дома,
У дома ты, да ва дварцэ,
Да што ищо нь веруишъ,
Штопъ пасабралъ малыхъ дьтей,
Да што бы, царь, ты убрался,
Да што бы, царь, нарядился,
Да ихъ пашлёшъ ва пьщэру,
Куда сашолъ жэ Сива Бохъ,
Сива Бохъ, да онъ прьсвятой.
Въ руке иво златой посахъ,
Ударилъ онъ чърна Бога,
Чърна Бога*, Щура - Лома*,
Да васпархнулъ онъ на ньба,
Да са зьмли онъ исщъзалъ,
Щурава тьперь година,
Щура гадина, Щуравъ - день,
Всё Щуравъ - день, да Сварогъ - день.
Ка вечъри Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будница.
Сиделъ Сива ва пьщере,
Сиделъ всьво мало время,
Мало время три ньдели,
Да большэ ужъ онъ нь сидить.
Въ руке иво златой посахъ,
Златой посахъ, пазлачоный,
Сьдлалъ онъ борзава каня,
Барза каня, да льтуна,
Да, штобы не былъ змиищъмъ,
Змейми нь апаясывалъ,
Змиями, да всё гадами,
На главе иво три птицы,
Три птицы, три льтущые,
Да сахадилъ онъ на землю,
Да припускалъ барза коня,
Да онъ ка дерьву сльталъ,
Да падскачилъ къ пристанищу,
Да входитъ ва пьщэрицу,
Да садитца ка огнищу,
Где гатовятъ малы дети,
Ка вечъри Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу,
Да садился ка трапьзе;
Да пратянулъ дьсну руку,
Аткушалъ онъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу,
Ва дварцэ тамъ Щуръ година,
Щуръ година, всё Щурава,
Жывы будутъ малы дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти, да пачтеннай;
Где нь вазьмётъ дьсной рукой,
И нь вкуситъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу,
Въ дварцэ тамъ чорна година,
Година чэрнымъ чорная.
Ты, царю, ищо нь слыхалъ:
Минулась чорна година,
Настала свята година.
Нь пасылалъ ты на гару,
Да на гару, на Белую,
Нь пасылалъ малыхъ дьтей,
Штобъ нарубить бьлыхъ вьтвей,
Бьлыхъ вьтвей, да сухастой,
Штобъ развьсти ясенъ агонь,
Штобъ развьсти па вечъру,
Штобъ загасить жэ па утру,
Ищо заря нь рассвьла,
Ищо нь вышла Солнышка,
Ужэ угасъ ясенъ агонь,
Разгневался тутъ Сива Бохъ,
Разгневался, рассердился,
Три змии на иво главе,
Три змеи да пражорливы,
Въ дьсной руке астра сабля,
Астра сабля сияюща,
Въ шуйцэ - руке люта стрьла,
Люта стрьла пламенная,
Пламя дастигла до ньба;
На дваре иво борзый конь,
Да борзый конь всё льтунецъ,
Вспархнули тутъ три пташъчки,
Три пташъчки льтущые,
А паказались три змии,
Да три змии пражорливы,
Да эта нь конь, нь льтунъ,
Вьдь эта лютый змеищэ;
Разгневался жэ Сива Бохъ,
Но саблей нь замахивалъ,
Пустилъ лишъ лютую стрьлу,
Люту стрьлу да на пале,
Да поле всё павыжглася,
Павыжглася, пагарела;
Нь родитъ бела пшъница,
Нь пасётца сиво стада,
Да сива стада валовье,
Валовье, да ягнячее,
Ягнячее, всё авечъе,
Да поле запустелася.
Дьвчоначки да на пале,
Дьвчоначки, малы дети,
Да плачутъ ани, кликаютъ,
Тьбя, царю, люта клянутъ,
Што нь ждалъ Щура годины,
Щура годины, Щуравъ - день,
Нь гатовилъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу.

    Девушка, темъ, што спела песню, апавьщала сьло, и все узнавали атъ ньё, што прашла чорная гадина, и што началась ужэ новая гадина, а патаму сабирались старики съ сьла и гатовили ньабхадимае для встречи новай гадины; и перва напьрва пасылали адну девушку, штопъ прашла па сьлу и сабрала другихъ девушъкъ, штобы итти на гару, набрать дровъ для Будней вечъри къ новаму году; с девушками ухадили и юнашы, ани рубили драва, а девушки сабирали, а после атнасили въ сьло; девушка, кагда встрьчала другихъ девушъкъ, пела следующую песню:

Песня 2.

Падрушки, родны кумушки!
Днесь ищо жэ на утрени,
Ищо заря нь рассвьла,
Да ищо Солнцэ нь взашло,
Явилася Перва Доля,
Пьрва Доля самародица,
Васкликнула да са гары,
Съ гары, да всё са Белаи:
«Минулась Чорна година!*»
Да сахадилъ тутъ Сива Бохъ,
Да садился ва пьщэре.
Въ руке иво золатъ посахъ,
Золатъ посахъ всё булава,
Да ударилъ Чърна Бога,
Чърна Бога, Щура Лама,
Ударилъ иво, да прагналъ,
Да васпархнулъ онъ на неба,
Тьперь Белая година*,
Бьла година Щурава.
Да мьня царь па васъ паслалъ,
Штобъ васъ взяла я за руки,
Да штопъ сабрались ва дварцэ.
Сабралися младъ удальцы,
Въ рукахъ ихъ злата секира,
Што вамъ итти жэ на гару,
Што вамъ рубить бьлы ветви,
Бьлы ветви, да сухастой,
Да ихъ девушкамъ сабирать,
Насить ихъ пряма ва дварецъ,
Да ва дварецъ и ка царю;
Штобъ развьли ясенъ агонь,
Штобъ угасить на утрьни,
Ищо заря нь рассвьла,
Да ищо Солнцэ нь взашло,
Штобъ згатовить Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу:
Што скора прийдётъ Сива Бохъ,
Да сядьтъ онъ ка огнищу,
Ка огнищу, ка трапьзе,
Ка трапьзе, ка вечъре,
Штобъ вечърять Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ и Будницу.

    Какъ толька слышали ту песню, сабиралися девушки и юнашы ва дваре старика старасты, Убравшысь въ лучшые адежды; стараста пасылалъ ихъ въ горы нарубить дровъ, и нанасить ихъ для Буднава вечъра; девушки, кагда ухадили въ горы, пели следующую песню.

Песня 3.

Направились младъ удальцы,
Направились жэ на гару,
Да на гару, на Белую,
Младъ удальцы, да девушки,
Да ньсутъ златы ськиры.
Но на девъ сами думаютъ,
Э, девушки, дьвчоначки,
Куда, девы, направились,
Да на гару, на Белую,
Ну, вы бьду натварили,
Нь насьчомъ белыхъ вьтвей,
Белыхъ вьтвей, да сухастой,
Што, девы, вы устроили?
Какъ, девы, вазвратитися?
Надъ вами царь пасмиялся,
Штобъ нь насить бьлы ветви,
Бьлы ветви, да сухастой,
Пасмиялся, разгневался,
Разгневался, рассердился,
Нь згатовить Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу.
Да штобы Богъ разгневался,
Три змеи на иво главе,
Въ руке иво люта стрьла,
Люта стрьла пламенная,
Да пуститъ иё на пале,
Да поле всё павыгаритъ,
Да пасохньтъ пшъница вся,
Пшъница вся, да сажънцы,
Какъ прийдётъ летьчка вьсна,
Павыгарятъ калосья все,
Пасохнутъ ани, павянутъ;
Витязъ удалецъ нь прийдётъ,
Нь приньсётъ злата сьрпа,
Да штобы выжать те паля,
Да штобы зжать пшъницу ту.
Да девушки заплакали,
Заплакали, закликали;
«Плачъте вы къ самаму Богу,
Ка Богу, самаму царю.
Да вашъ плачъ нь услышытца.»
Девы имъ слова гаварятъ:
«Эй, глупцы, млады удальцы,
Царь далъ вамъ злату ськиру,
Да васъ паслалъ онъ на гару,
На гору, да на Белую,
Пака въ ладу нь станьте,
Вамъ нь срубить бьлыхъ вьтвей,
Бьлыхъ вьтвей, да сухастой,
Сами Бога разгневали;
Да вы жэ Бога на гаре,
Да вскочитъ онъ на дерьва,
Да вамъ нь сечъ бьлыхъ вьтвей,
Бьлыхъ вьтвей, да сухастой,
Да ка царю ихъ нь сньсти,
Да штопъ царь агонь развадилъ,
Да гатовилъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу;
На васъ жэ Богъ разгневался,
Вытаскивалъ астру саблю,
Астру саблю сияющу,
Какъ будите вы на пале,
Вы на пале, да на ниве,
Васъ пасьчотъ онъ на куски;
Кто пабьжалъ, штобъ астатца,
Штобы збьжать жэ ва дварецъ,
Ва дварецъ, пряма ка царю,
Разгневитца, рассердитца,
Таво онъ саблей пасьчотъ,
Никаво онъ нь аставитъ."

    Кагда вазвращались зъ гары зъ дравами, пели следующую песню:

Песня 4.

Эй, ушъ ты царь, ты баяринъ,
Паслалъ, царь, млатцовъ удальцовъ,
Младъ удальцовъ, глупыхъ юнцовъ,
Штобъ забрались жэ на гару,
На гору, да на Белую,
Штобъ нарубить бьлыхъ вьтвей,
Бьлыхъ вьтвей, да сухастой,
Ани тьбя разгневали,
Разгневали, рассердили,
Да насъ, царю, аставили.
Да сами, царю, на гаре
На дерьва нь лазили,
Да ветви съ ньво нь ськли,
Лишъ скрылися ва пьщэре,
Да мы, царю, заплакали,
Заплакали, закликали;
Плачъмся къ самаму Богу,
Къ самаму Богу, да къ тьбе!
Да Богъ надъ нами зжалился,
Онъ зжалился, пьчалился,
Ищо жэ Богъ разгневался,
Да тутъ сашолъ онъ на гару,
На гору, да на Белую,
Да онъ вскачилъ на дерьва.
Да нарубилъ бьлыхъ вьтвей,
Бьлыхъ вьтвей, да сухастой,
Тьбе, царю, ихъ носимъ мы;
Но тьбе мальбой молимся,
Какъ развьдёшъ ясёнъ агонь,
Какъ сядьшъ ты ка огнищу,
Штобъ взялъ ты залатой посахъ,
Штобъ выгналъ младыхъ удальцовъ,
Младъ удальцовъ, глупыхъ юнцовъ,
Штобъ нь садились къ трапьзе,
Нь вьчэряли Щуръ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу,
Нь то Бога разгневаишъ:
Какъ вытащитъ люту стрьлу,
Какъ пуститъ иё на пале,
Да на пале, да на нивы,
Да весь пасевъ павыгаритъ,
Калосья все павысахнутъ,
Павысахнутъ, всё павянутъ;
Разгневитца Витязъ* младецъ,
Разневитца, рассердитца.
Да на пале ужъ нь сльтитъ,
Златова серпа нь падастъ,
Да нь сажнётъ онъ пшэницу,
Лишъ насъ прагонитъ са поля,
Са поля насъ прагонитъ, съ нивъ.

    Старикъ стараста встрьчалъ всехъ старцъвъ сьла, давалъ имъ дровъ, каторые приньсли девушки и имъ запаведавалъ, кагда зайдётъ Солнцэ, штобы развьли агонь на огнищэ; у какова огнища сядьтъ старьцъ са двара, лишъ взайдётъ зарница, што харашо известна, тамъ нь пагасньтъ агонь, а девушки пригатовятъ вечърю, въ каторую входятъ пьчоные пресные белые пышки, куры и пираги; всё эта называли аднимъ имьнемъ «Щуравъ Будникъ». Кагда ужэ згатовитца Будникъ, ставили трапьзу къ огнищу, а къ трапьзе Будникъ, но никто нь садился къ вечъри, пака нь взайдётъ заря, патаму што верили, што съ ней прихадилъ Богъ и патсажывался къ огнищу, садился къ трапьзе и вьчэрялъ Будникъ; за трапьзай сльдилъ старьцъ пака нь рассвьтётъ; тагда девушки вхадили в горницу, где былъ Будникъ, и запьвали следующую песню:

Песня 5.

Ой, да ты царь, ты баяринъ,
Давольна, царю, ты сиделъ,
Давольна, царю, ажыдалъ,
Да ты сиделъ у огнища,
Да развадилъ ясёнъ агонь,
Агонь твой, царю, нь пагасъ.
На царя дрёма напала,
Какъ заснулъ онъ у огнища,
Какъ тутъ сашолъ да Сива Бохъ,
Онъ падулъ на ясёнъ агонь,
Запалилъ ясну лучину,
Да садился ка трапьзе,
Вьчэрялъ ясну Будницу,
Ясну Будницу Щураву,
Вьчэрялъ, навьчэрялся;
Белъ вьнокъ на иво главе,
Белъ вьнокъ, белые цвьты,
Да вьнокъ тутъ онъ аставилъ,
Вьнокъ тьбе онъ ва дварцэ,
Въ дварцэ тваёмъ Щуръ година,
Щура гадина, Щурава,
Жывы будутъ малы дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи;
Да на пале, да на нивахъ
Радитца бьла пшэница,
Калосья все сагнулися,
Сагнулися, наполнились;
Сашолъ тутъ Витязь удалецъ,
Да вытащылъ залатой серпъ,
Да жнётъ онъ белу пшэницу.
Садися, царь, ка трапьзе,
Да кликни младъ ваиводу,
Младъ ваиводу съ удальцами,
Ихъ угащеньемъ угасти -
Запалютъ ясну лучыну,
Ясёнъ агонь да ва доме,
Да разложатъ ясёнъ агонь,
Да къ нимъ сайдётъ тутъ Сива Бохъ,
Да сядьтъ къ нимъ у огнища,
У огнища, ка трапьзе;
Да пратяньтъ дьсну руку,
Папробуитъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ. Да Будницу,
Въ дамахъ ыхъ Щура година,
Щура гадина, Щурава,-
Жывы ихъ малые дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи.
Садись, царю, ка трапьзе,
Да угащеньемъ угасти,
Мы, царю, нь вьчэряли,
Нь то душа спьчалитца.

    Какъ прапели эту песню, старецъ садился къ трапьзе зъ женщинами, и приглашалъ каво-нибудь изъ саседей - и ихъ угащалъ; кагда сидели на трапьзе, пели следующую песню:

Песня 6.

Ой, царю, царь, ты баяринъ,
Садися ты за трапьзу,
За трапьзу, Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу.
Да пратяньшъ дьсну руку.
Да паешъ ты и папиёшъ;
Ищо зави ты каралей,
Да каралей, да панавей,
Зави ты ихъ на трапьзу,
Вьчэрять Щура Будника,
Щура Будника, Будницы.
Какъ васъ увидьтъ Сива Бохъ,
Власа иво пазлатятца,
Брада пасьрьбритца жэ,
Въ дьсной руке ясна щъпа.
Ищо , царь, иво нь видьлъ,
Што селъ ли онъ ка трапьзе,
Съ табою руку пратянулъ
Вьчэрять ясну Будницу,
Ясну Будницу Щураву,
Вьчэрялъ, навьчэрялся -
Да васпархнулъ онъ на ньба,
На неба онъ, да ва садокъ.
Ищо зима вьть снежная,
Ввьрху цвьты нь никнули.
Да ва саду цвьтовъ бьрётъ,
Цвьтовъ бьрётъ да вьнокъ вьётъ,
Белъ вьнокъ на иво главе,
Белъ вьнокъ, белые цвьты;
Да сахадилъ онъ на землю,
Да хадилъ онъ изъ града въ градъ,
Изъ града въ градъ, да па сёламъ,
Въ нашъ горадъ ищо нь дашолъ,
Въ нашъ горадъ онъ, да ва дварецъ,
Да думаитъ онъ, гадаитъ,
Дайти ли иму, нь дайти?
Што ли онъ, царь, разгневался,
Разгневался, рассердился.
Накажътъ Бохъ ту супругу,
Што нь въ ладу асталася,
Къ трапезе нь садилася,
Штобъ вьчэрять Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу.
Въ дварецъ пришли ваеводы,
Ваеводы, прапарщыки,
Запалить ясну лучыну,
Ана жъ на нихъ рассердилась,
Рассердилась разгневалась,
Да изъ дварца ихъ выгнала:
Да какъ жэ, царю, ты правишъ?
Богъ ведь вьнка нь аставилъ,
Бьла вьнка, бьлы цвьты,
Да эта, царь нь Щуравъ готъ,
Щура гадина, Щурава!
Нь будутъ жыть малы дети,
Нь дажывутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи.

    Какъ прапели эту песню, старьцъ вставалъ атъ трапьзы, хваталъ адну изъ женщынъ и запиралъ иё въ адну исъ комнатъ, па причыне таво, што нь впустила удальцовъ запалить лучину атъ агня; кагда запиралъ иё въ наказание, девушки пели следующую песню:

Песня 7.

Ой, Божэ ли, Сива Божэ,
Царь, Божэ, всё разгневался,
Разгневался, рассердился.
Богъ накажы иво любу,
Што пришли младъ ваиводы,
Ваиводы, прапарщыки,
Запалить ясну лучыну,
Штобъ запалить ясёнъ агонь,
Ана жэ ихъ павыгнала.
Съ таво ли царь рассердился,
Рассердился, разгневался,
Схватилъ иё жэ за руку,
За руку, да за воласы,
Да бросилъ иё въ темницу,
Въ тьмницу на мало время,
Мало время три ньдели,
Ужъ на исходе красный - день,
Всё красный - день, да Щуравъ - день.
Давольна, Божэ, гневался!
Тьбе мальбою молимся:
Кагда хадилъ ты па зьмле,
Шатался ты изъ града въ гратъ,
Изъ града въ градъ, да па сёламъ,
Аставлялъ ты на трапьзе,
Аставлялъ ты бьлой вьнокъ,
Бьлой вьнокъ, бьлы цвьты,
А са вьнкомъ да Щуравъ годъ,
Щура гадину, Щураву;
Где, Божэ, вьнокъ аставилъ,
Жывы будутъ малы дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи;
Да где вьнокъ нь аставилъ,
Тамъ нетъ, Божэ, Щура года,
Щура гадины Щуравай -
Нь будутъ жыть малы дети,
Нь будутъ жыть да старасти,
Да старасти пачтеннаи.
Тьперь, Божэ, дайди да насъ,
Въ нашъ горадъ, да къ намъ ва дварецъ,
Да садися ка трапьзе,
Да снимьшъ ты бьлой вьнокъ,
Бьлой вьнокъ, бьлы цвьты,
Да снимьшъ иво къ трапьзе,
Въ нашъ горатъ Щура годину,
Щура гадину Щураву -
Жывы будутъ малы дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи;
Явилися ваиводы,
Ваиводы, прапарщики.
Явились съ яснай лучинай,
Да разажгутъ ясёнъ агонь,
Ясёнъ огнь, ясну лучину,
Да зажыгалъ иво нашъ царь,
Гарелъ агонь нь угасалъ.

    Выхадили три девушки, да хадили па сьлу и приглашали юнашъй къ «Яснаму агню», штобъ запалить лучыну и развьсти занава дома агонь, этатъ агонь щытали святымъ; кагда хадили па сьлу, пели следующую песню:

Песня 8.

Удальцы, младъ ваиводы,
Ваиводы, прапарщыки*,
Прапарщыки, да воины!
Царь насъ сюда къ вамъ пасылалъ,
Аддать златые яблаки,
А съ яблаками васъ завутъ:
Штобъ взяли ясну лучыну,
Да штопъ пришли вы ва дварецъ.
Да ва дварцэ жэ Сива Бохъ,
Да сахадилъ онъ со ньба,
Да дашолъ къ намъ онъ ва дварецъ,
Да иво царь ужъ даждался,
Даждался иво къ трапьзе,
Вьчэрялъ онъ Щуравъ Будникъ,
Щуравъ Будникъ, да Будницу,
Вьчэрялъ, навьчэрялся;
Кагда вставалъ жэ, штобъ ытти,
Аставилъ белый онъ вьнокъ,
Бьлой вьнокъ, бьлы цвьты,
А съ вьнкомъ Щура годину,
Щура гадину Щураву;
Ищо намъ царь да паручылъ,
Паручылъ, запаведъвалъ:
Разъ бросилъ сваю супругу,
Разъ бросилъ иё въ темницу,
Въ тьмницу на три ньдели,
Пусть жэ прийдутъ ваиводы,
Ваиводы, прапарщыки,
Прапарщыки, да воины,
Запалить ясну лучину,
Штобъ разлажыть ясёнъ агонь.
Да па дамамъ на огнищэ,
Съ агнёмъ-та Щура година,
Щура гадина Щурава.»
Сказать Бохъ ищо нь успелъ,
Какъ вставалъ жэ атъ трапьзы,
Да царю тутъ онъ падавалъ,
Падалъ иму златъ яблаки,
Да такъ иму слова сказалъ:
«Эй, ушъ ты царь, ты баяринъ,
Да ты пашли дьвчоначъкъ.
Штопъ шли атъ двора ка двару,
Да штопъ пазвать техъ ваиводъ,
Ваиводъ техъ, прапарщыкавъ,
Прапарщыкавъ, да воинавъ,
Штобъ запалить ясёнъ агонь,
Да разлажыть на огнищэ,
На огнищэ, да па дамамъ.

    Кагда сабирались моладцы ва дваре, где савьршали праздникъ и калоли жэртву, да угащались, старьцъ бралъ у нихъ свьчу и зажыгалъ иё атъ огнища, въ каторамъ нь пагасъ агонь; девушки пели следующую песню:

Песня 9.

Ой, Сива ли, ты, Сива Бохъ,
Здесь, Сива, ты нь гневайся!
Змиищэ конь, святой агнецъ,
Што свилися люты змии,
Люты змии, пражорливы,
Што савилися на главе.
Да засвистали пташъчки,
Засвистали, васпорхнули -
Где, Сива, ты нь гневишся
Нь будьтъ Чорнай годины,
Съ гадинаю три Юдоли,
Три Юдоли Русалицы*,
Што росятъ ани на землю,
Расятъ ани жэ белый гратъ,
Белъ градъ ани, да лютый громъ,
Какъ парасятъ жэ на пале,
Пасевы все тутъ павянутъ,
Павянутъ ани пасохнутъ:
Мальбой, царь, тьбе молимся,
Штобъ большэ ты нь гневался!
Пришли ужэ ваиводы,
Ваиводы, прапарщыки,
Прапарщыки, да воины,
Падали имъ ясёнъ агонь,
Штобъ запалить имъ лучыну,
Да запалить имъ дали жэ,
Штобъ разньсти жэ па дамамъ,
Па дамамъ всемъ, на огнищэ,
Па утру будьтъ красный - день,
Да красный - день, всё Щуравъ - день.

    Утрамъ на Сварогъ - день сабиралися юнашы и девушки въ адно шырокае места, да играли хараводъ ы пели следующую песню:

Песня 10.

Ой, Сива ли, Сива Божэ,
Нь Сива, большэ нь Сивка,
У Сивы ликъ ушъ пабьлелъ,
Да пабьлелъ, да заблистелъ,
Вилися лютые змии,
Вилися на иво главе,
Вилися, да атвилися,
Тьперь нь лютые змии.
Тьперь всё ясные птицы -
Да порхаютъ всё на неба,
На неба,да на облачъе,
На облачъе всё мглистае;
Ищо у ньво лютый конь.
Да лютый конь разгневанный,
Тьперь онъ нь лютъ змеищэ,
Лишъ святой онъ ягнёначъкъ;
Сьдлалъ иво тутъ Сива Бохъ,
Да прахадилъ онъ па зьмле,
Въ дьсной руке злата чаша,
Въ чашэ студёная вада,
Да параситъ онъ на пале,
Пакаплетъ студёнай вадой,
Иё пасевы впитаютъ.
Да всё пасевы пшэницы,
Прабьютца крупны коласы,
Крупны калосья съ пшэницъй;
Сива Бохъ ужэ нь Сивка,
Пьрва Доля утешыла,
Да большэ онъ нь гневитца -
Да сьдлалъ борзава каня,
Барза каня, Щуръ агньца,
Лицо иво пабьлела,
Пабьлела, заблистела;
Да ныне Чорна година,
Тьперь ужэ минулася,
А съ гадинай три Юдоли,
Три Юдоли Русалицы,
Да нь расятъ ужъ на землю,
Да нь расятъ ужъ белый гратъ,
Всё белый градъ, да лютый громъ,
Да нь расятъ, да нь вьюжатъ,
Пасевы да нь павянутъ,
Нь павянутъ, нь пасохнутъ:
Ва дварахъ щыра година,
Щура гадина, Щурава,
Жывы будутъ малы дети,
Жывы будутъ да старасти,
Да старасти пачтеннаи.

    Кагда играли хараводъ да вечьра, да 7-8 часовъ, юнашы и девушки хватали за руку старца и ухадили въ адну пьщэру, где, верили, сидела Первая Доля, каторая абъявила праздникъ; ей калоли въ жэртву три чорные курицы, а девушки пели следующую песню:

Песня 11.

Ой, Первая ли ты Доля,
Первая самародица,
Што, Доля, ты скрываишся?
Да што ты, Доля, таишся?
Таишся, Доля, прячъшся,
Прячъшся, Доля, въ пьщэре:
Давольна, Доля, прятатца,
Давольна, Доля, таитца.
Но выльзи изъ пьщэры,
А то вьдь идётъ жэ нашъ царь,
Жэртву, Доля, тьбе калоть,
Жэртву, Доля, три курицы,
Три курицы, чърнавицы;
Тьбя вьдь Бохъ къ намъ пасылалъ.
Тьбя пасылалъ на землю,
Да намъ известье приньсёшъ.
Што наступилъ ушъ красный - день,
Што красный - день, всё Щуравъ - день.»
Какъ запели дьвчоначки,
Выходитъ Первая Доля,
Пьрва Доля самародица,
Выхадила изъ пьщэры,
Да крикньтъ ана, прикрикнетъ,
Ой, царь, ты моладъ баяринъ,
Да што жэ, царю, ты стаишъ,
Чьво стаишъ, чьво ты ждёшъ,
Да жэртву мне ты нь кольшъ,
Три курицы, чърнавицы?
Кагда пайдёшъ ты ва дварецъ,
Да сазави малыхъ дьтей,
Малыхъ дьтей, дьвчоначъкъ,
Пашли ихъ па граду гулять,
Шататца атъ двара къ двару,
Шататца всё, да щъдравать,
Да щъдравать, да песни петь,
Да што нынче ужъ красный - день,
Всё красный - день, да Щуравъ - день.
Кто имъ падаракъ падаритъ,
Жывъ будьтъ тотъ да старасти,
Здаровъ онъ будьтъ цэлый годъ;
На ниве бела пшэница.
На лозахъ белые гроздья,
Въ саду чървоны яблаки,
А ва дваре бьло сукно;
Кто падарка нь падаритъ,
Нь будьтъ жывъ да старасти,
Здаровъ нь будьтъ цэлый годъ;
Да нива ево высахньтъ,
Пшъница нь уродитца,
Пшъница, да бьлы гроздья,
Белъ гроздья, красны яблаки,
Красны яблаки, белъ сукно.»
Перва Доля такъ гаваритъ,
Да царь ей тутъ жэртву кольтъ,
Жэртву кольтъ три курицы,
Три курицы чърнавицы,
Перва Доля асмотръ чынитъ,
Асмотръ чынитъ, да смиётца,
Тутъ сертцъмъ ана дрогнула,
Да што ей царь жэртву кольтъ,
Дала иму бьлой вьнокъ,
Бьлой вьнокъ пазлачоный:»
«Держы, царю, бьлой вьнокъ,
Дьржы за благаволие;
А какъ встретишъ Щура Лама,
Захочътъ тьбя праглатить,
Праглатить тьбя, да паесть,
Штопъ ты навеки запрапалъ;
Вытаскивай бьлой вьнокъ,
Белой вьнокъ пазлачоный,
Вьнкомъ въ ньво ты пападёшъ,
А самъ, царь, быстра скроишся.
Атъ ньволи атъ злыдньвай.»
Вьрнулся царь да ва дварецъ,
И лишъ вашолъ онъ въ крепкий градъ,
Взашло тутъ ясна Солнышка,
А съ Солнцэмъ жэ и красный - день,
Всё красный - день, да Щуравъ - день.
Да сабиралъ малыхъ дьтей,
Малыхъ дьтей, дьвчоначъкъ,
Да пасылалъ ихъ щъдравать,
Всё щъдравать, да песни петь.

    Кагда хадили па дварамъ, дети пели следующую песню:

Песня 12.

Сварохъ, Сварохъ, Щуръ - година,
Щура гадина, здравый годъ!
Сварохъ, Сива жэ на зьмле,
Да на зьмле въ нашэмъ граде,
Ужъ если нынчэ красный - день,
Што красный - день, да Щуравъ день;
Да насъ пашли ты ва садокъ,
Где Первая да всё Доля,
Пьрва Доля самародица,
Да намъ савить бьлой вьнокъ,
Бьлой вьнокъ кизилавый,
Намъ Доля запаведала,
Паведала, паручыла:
Хадить атъ двара ка двару,
Да штобы петь Сварога песнь,
Да штобъ хвалить Сиву Бога,
Сиву Бога, да Сварага;
И кто падаракъ падаритъ,
Тотъ жывъ будьтъ да старасти,
Здаровымъ будьтъ цэлый годъ:
На ниве бела пшэница,
На лозахъ белые гроздья.
Въ саду чървоны яблаки,
А ва дваре бьло сукно;
Кто падаркамъ нь падаритъ,
Нь будьтъ жыть да старасти,
И здравъ нь будьтъ цэлый годъ;
Да нива иво высахньтъ,
Пшъница нь уродитца,
Пшъница и бьлы гроздья,
Белъ гроздья, красны яблаки,
Ни яблаки, ни белъ сукно:
Ой, ли сьводня красный - день,
Всё красный - день, да Щуравъ день,
Всё Щуравъ - день, да Сварогъ - день:
Сварогъ Богъ ужэ на зьмле,
Сьдлалъ каня онъ льтунца,
Да сахадилъ онъ на пале.

Другая песня 13.

Ой, Сварохъ, Сварохъ Чурищэ!
Ой, где ты, Сварогъ, где жэ ты,
На небе ли ты, на зьмле?
Да если , Сварогъ, на ньбе,
Мальбою тьбе молимся,
Штобы сашолъ ты на гару,
На гору, да на Белую,
На Белу, на белъ кладьнецъ,
На белъ кладьнецъ, къ ключыку,
Сльтела бы Жыва Доля,
Жыва Доля самародица,
Сльтела бы ка ключыку,
На ключыкъ, ка белъ кладьнцу,
Въ руке иё злата чаша,
Злата чаша, златъ братина,
Но воду ана нь тачитъ,
Ищо тьбя, Сварога, ждётъ
Да сайди жэ, Сварохъ, сайди,
Вьдь ей ужэ пришла пара,
Минулся ужэ красный - день,
Ушъ красный - день, да Щуравъ день,
Ушъ Щуравъ - день, да Сварогъ - день.
Хадили мы шаталися,
Хадили мы изъ града въ градъ,
Хадили атъ двара къ двару,
Дарили насъ падарками;
Папрысни, Божэ, са гары,
Да са гары, са Белаи,
Папрысни, Божэ, на пале,
На поле, да светлай вадой,
Свьтла вада, чиста вкуса,
Где капньтъ светла капьлька,
Въ дваре все жывы, здаравы,
Жывы будутъ да старасти,
Здаровы будутъ цэлый годъ;
На поле чиста пшэница,
На лозахъ белые гроздья,
А ва дваре бьло сукно,
Въ саду чървоны яблаки,
Чървоны яблаки, зелень:
Да тотъ, кто естъ всё белый хлепъ,
Кто пьётъ всё зельна вино,
Тьбя, Божэ, хвальбой хвалитъ,
Тьбе, Божэ, песни паётъ.
Силёнъ ты, Божэ, пресильнъ,
Што толька , Божэ, ты вьлишъ,
Явишъ, Божэ, ньгаданна,
Ньгаданна, бьзъ маиты.

    Дети патомъ вазвращались ва дворъ, где нахадился старецъ, а девушки запьвали следующую песню:

Песня 14.

Ой, царю, царь, ты гасударь,
Да што сидишъ ты ва дварцэ,
Да нь васходишъ на гару,
Штобъ вытянуть дьсну руку,
Пратянуть иё къ высаку,
Ка высаку, да ко ньбу,
Бога хвальбою пахвалить.
Какъ пракричытъ Жыва Доля,
Жыва Доля самародица,
Пракричытъ ана са гары,
Да са гары, са Белаи:
Где жэ ты, царю, где жэ ты?
Ужъ на гаре-та Сварогъ Бохъ,
Всё Сварогъ Богъ, да Чурищэ.
Тачыла всё, наточыла,
Точыла чыстую ваду,
Чысту ваду, вкусну ваду,
Въ злату чашу, ва братину,
Да ею службу служыла,
Пилъ иё Бохъ, чысту ваду,
Чысту ваду, вкусну ваду,
Пилъ иё Бохъ, да напился
Встяхнулась десная рука,
Встряхнулася, качнулася,
Пралилась залата чаша,
Пралилася, да вылилась,
Прыснула ана на тотъ гратъ,
На тотъ градъ ана, на дварецъ,
На дварецъ ана, на пале,
На поле ана, на нивы,
На нивы ана, на лозы,
На лозы ана, ва садокъ,
Жывъ будь, царю, да старасти,
Здравствуй, царю, ты цэлый готъ.

    Кагда девушки прапьвали эту песню, старьцъ засылалъ девушэкъ, и самъ ухадилъ, на гару, где девушки запьвали следующую песню, каторай хвалили Бога и старца:

Песня 15.

Ой, Божэ ли, ты Сварогъ ли,
Сварогъ ли, ты всё Чурищэ!
Где ты, Божэ, ли на ньбе,
Трясни, Божэ, дьсной рукой,
Да увидишъ, да узреишъ.
Хвальбой хвалитъ тьбя нашъ царь,
Паднялъ онъ десную руку,
Паднялъ иё онъ къ высаку,
Да къ высаку, да ко ньбу,
Да тьбя онъ славай славитъ.
Прыснулъ иму чистой вадой,
Прыснулъ иму да на дварецъ,
Да на дварецъ, да на пале,
На поле всё, да на нивы.
Прикрикнулъ тутъ маладой царь,
Такое слова гаваритъ:
"Ой, Божэ ли, Божэ Сварохъ!
Сайди жэ, Божэ, на землю,
На землю ты, да на гару,
Да на гару, на Белую,
Да што ужъ нынче красный - день,
Да красный - день, всё Щуравъ день,
Всё Щуравъ - день, да Сварогъ день,
Прыснулъ бы чыстаю вадой,
Чыстой вадой, вкуснай вадой:
Да азъ мальбой тьбе малюсь,
Штобы пришолъ ты въ этатъ готъ,
Штобъ блеснула ясно Солнцэ,
А съ Солнцэмъ вместе красный - день,
Тьбе, Божэ, жэртву калю,
Жэртву калю, девять авновъ,
Девять авновъ всё пятнистыхъ,
Всё пятнистыхъ, да рагатыхъ.

НА ЩУРАВЪ ДЕНЬ.
(Атъ другова пьвца)

Песня 1.

Ой, Сива, Сварохъ - сивище!
Садился Сива въ вышыне,
На высь, на зельну гару,
Здесь иво злачонъ кладьнецъ,
А въ кладьнцэ жарка вада*,
Атъ вады стаитъ сильный огнь,
Сильной агонь ажъ до ньба,
Атъ огня суть Жыва Доля -
Какъ тутъ Доля убралася,
Убралась, нарядилася,
Адежды пазалочъны,
Да гарятъ што ясно Солнцэ;
Въ дьсной руке златой карецъ,
Въ карцэ томъ жаркая вада,
Въ шуйцэ иё злата чаша,
Службу служытъ Сиве Богу.
Дьвчоначки да на пале,
Ськутъ девы чърну куру,
Ськутъ девы чыстой куличъ,
Ка Богу мальбой молятца:
«Ой, Божэ ли, Сива Божэ!
Жэртву, Божэ кольмъ тьбе,
Да днесь ушъ твой ведь красный - день,
Всё красный - день, да Сварогъ - день;
Днесь ты саходишъ со неба,
Да садишся ты на гаре.
Какъ напьёшся жаркой вады,
Служытъ тьбе Жыва Доля,
Мальбою, Божэ, молимся,
Штопъ поднялъ залату чашу,
Да прыснулъ жаркаю вадой,
Да прыснулъ на насъ, на пале,
Да жывы будьмъ , здаровы,
Да будьмъ жыть за тысячу,
Здаровья намъ жэ да чорта.
Вместе, Божэ, въ нашыхъ градахъ,
Мы ходимъ атъ двара къ двару,
Съ нами идётъ Жыва Доля,
Убралася, нарядилась,
Въ руке иё златой карецъ,
Златой карецъ, злата чаша,
А въ чашэ жаркая вада,
Куда толька Доля дайдётъ,
Куда прыснетъ жаркой вадой,
Ва дваре все тамъ жывятца,
Ва дваре все тамъ здравствуютъ,
Да тьбе жэртваю колютъ
Чърны куры, чыстой куличъ.»
Какъ девушки песню паютъ,
Ка Богу мальбой молятца,
Жыва Доля у кладьнца,
Лицо иё златилася,
Да падаётъ злату чашу,
Штобъ напился жэ Сива Бохъ,
Пратяньтъ Богъ злату руку,
Да вазьмётъ залату чашу,
Жаркую воду онъ нь пьётъ,
Лишъ прысньтъ ею на пале,
Да брызньтъ на дьвчоначъкъ,
И лики ихъ пасветлеютъ,
Атъ ихъ лицъ - ясная заря,
Адежды пазлатилися,
Пазлатились, пасвьтлели,
Сива Бохъ думу думаитъ,
Да къ Доле речъ онъ гаваритъ:»
«Доля Жыва самародица,
Службу мне Доля служыла,
Да днесь ведь ужъ мой красный - день,
Всё красный - день, да Сварогъ - день,
Днесь атъ мьня наказъ вазьмёшъ,
Штобъ натачить жаркой вады,
Въ руке тваей златой карецъ,
Златой карецъ, злата чаша,
Да сальтишъ ты на пале,
Где тьбя ждутъ дьвчоначки,
Да для мьня жэртву колютъ,
Жэртваю колютъ чорныхъ куръ,
Но для тьбя вьнки бьрутъ,
Золатамъ ихъ павиваютъ,
Да всё тьбя ждутъ на пале,
Ва крепкий градъ тьбя свьдутъ,
Да пайдёшъ атъ двара къ двару,
А въ даръ тьбе - златы вьнки
Галаву тваю абавьютъ,
Багиня новай годины.
Три дня Доле быть на зьмле,
Да вотъ памеркла надъ гарой,
Тамъ видишъ ты тёмную мглу,
Да ужъ раситъ часта раса,
Загрьмело, затрьщала,
Штобъ васпархнула на ньба,
Вотъ и минулся Сварогъ - день:
Въ гневе, Доля, рассердилась,
Настала чорна година,
Да вся зьмля пачърнела.»
Жыва Доля паслушалась,
Да пашла на златъ кладьнецъ,
Падставила златой карецъ,
Наточыла жаркой вады -
Да внизъ схадила, на пале,
Въ лицэ иё ясно Солнцэ,
Въ груди иё - ясной месяцъ,
Па подалу златы звёзды,
Въ дьсной руке златой карецъ,
Въ шуйцэ иё злата чаша;
Дьвчонки къ ней наведались,
Жыва ль Доля самародица,
Да каждая вьнокъ даётъ,
Да голаву убрали ей:
Млада Багиня на зьмле.
Жыва Доля смиялася,
Службай имъ атслужылася,
Чашэй имъ всё жаркой вады:
«Пейте, падрушки, напейтьсь,
Да какъ услышытъ Сива Бохъ,
Да и вамъ службай услужытъ,
Штобъ жывы были, здаровы,
Да жыть вамъ всемъ за тысячу,
Здаровьица вамъ да чорта-
Ихъ лица праяснилися,
Бльснула ясная заря.
Срьди дьвчатъ Жыва Доля,
Иё вьдутъ ва крепкий гратъ,
Жыву Долю всё Багиню,
Да ходятъ атъ двара къ двару,
Дьвчата песни съ ней паютъ:»
«Да видьли ли, слышали,
Какъ насъ всехъ Бохъ пажалавалъ,
Да паслалъ онъ Жыву Долю,
Штобы пашла въ нашы грады;
Да у каво есть белъ вьнокъ,
Бьлой вьнокъ са золатамъ,
Въ падаракъ дай Жывой Доле,
Адень иво ей на главу,
Украсишъ ли ты Багиню -
Наточытъ жаркоей вады,
Да тьбя вадой напаитъ,
Кто толька пьётъ жарку ваду,
Жыть будьтъ онъ за тысячу,
Здаровья будьтъ да чорта.»
Пели девы припевали,
Всякий слышытъ въ крепкамъ граде.
Дьвчоначки вьнки всё вьютъ,
Юнцы ихъ пазалачъваютъ,
Какъ сайдётъ къ нимъ Жыва Доля,
Дьвчата ей дары дарятъ,
На голаву бьлы вьнки,
Золатамъ пьрьвитые;
Жыва Доля въ атветъ скара,
Кто ей давалъ златой вьнокъ,
Падастъ таму злату чашу,
Да напьётца жаркой вады,
Таму, кто вьнка нь дарилъ,
Студёнай дастъ таму вады;
Кто выпьетъ жаркую ваду,
Жытъ будьтъ тотъ за тысячу,
Здаровья ему да чорта,
Кто пьётъ студёную ваду,
Тотъ больнъ лежытъ чърьсъ чуръ.
Въ пастели да кастей гниётъ,
Кости гниютъ, трескаютца.
Такъ ушъ три дня минулися,
Всматрелася Жыва Доля,
Да паглядела на гару,
Спустилася тёмная мгла,
Заросила часта раса,
Загрьмело, затрьщало,
Настала чорна година.
Да вспорхнула Жыва Доля,
Какъ вспорхнула на вышыну,
Дьвчата песню ей паютъ:»
«Ой, Доля, млада Багиня!
Какъ вспархнёшъ ты жэ на неба,
Да вазьми ты бьлой вьнокъ,
Тотъ што ты носишъ на главе,
Да прысни жаркаю вадой,
Тьбя мы ждёмъ всю годину,
Да ты Багиня на зьмле -
Лишъ тотъ, кто мальбой молитца,
Жыть будьтъ онъ за тысячу,
Здаровья будьтъ да чорта.»
Жыва Доля ущэдрилась,
Взяла ана бьлой вьнокъ,
Бьлой вьнокъ са галавы,
Съ вьнка вадой папрыснула,
Жаркой вадою огньннай,
Какъ прысньтъ жаркаю вадой.
Дьвчата все пасвьтлеютъ:
Атъ ихъ лица заря взашла,
Да эта нь заря взашла,
Ихъ косы залатистые,
Да ходятъ ани по даму.
Жывая Доля на ньбе,
На небе, толька при Боге.
Сива Бохъ тутъ разгневался,
Разгневался, рассердился,
Патпаясалъ люту змию,
Увился съ галавы да нохъ,
Въ руке иво люта сабля,
Люта сабля, да лютый громъ,
Въ нагахъ иво тёмные мглы,
Стемнелася въ иво дварцэ,
Стьмнелась, патьмнелася,
Идётъ ли чорна година.
Какъ видьла Жыва Доля,
Клацньтъ зубамъ, аскалитца,
Убралась, нарядилася,
Дадутъ чорный махровый платъ,
Накиньтъ иво на главу.
И всё сидитъ ужъ ва дварцэ,
Да въ озьре купаитца.
Минётца чорна година,
Да лишъ Сива атвернётца,
Распаяшътъ люта змея,
Да броситъ иво на землю;
Где упадётъ лютой тотъ змей,
Тамъ и паестъ всю пшэницу,
Всю пшэницу и все гроздья,
Патомъ вльтитъ и въ гарада,
Да въ гарада, да ва сёла,
Да люта тутъ заклялся онъ,
Што патравитъ малыхъ дьтей.
Лишъ змей тотъ приазлобился,
Да Бохъ тожэ разгневался,
Да паслалъ святова Ярла*
Съ тяшкой булавай ва руке,
Съ тяшкой булавай, лютъ саблей.
Святой Ярёлъ да на рьке,
На речке, на белъ кладьнцэ,
Тачытъ студёную ваду,
Где точатъ и дьвчоначки;
Святой Ярёлъ съ белымъ канёмъ.
Всемъ малатцамъ онъ маладецъ,
Да спрыгньтъ онъ съ бьла каня,
Да ихъ пытаитъ, спрашъваитъ:»
«Дьвчата, маи сестрицы,
Слышалъ, девы, сказали мне,
Што выльзъ лютый змеищэ,
Паелъ у васъ всю пшэницу,
Вльтелъ къ вамъ да ва гарада,
Ва гарада, да ва сёла,
Да што люта заклялся онъ,
Штобъ патравить малыхъ дьтей.»
Какъ слышали то девицы,
Заплакали, закликали,
Едва слова выгаварятъ:»
«Младецъ, ньведамый витязъ,
Внизу тутъ да лютой тотъ змей.
Внизу тутъ, пряма на рьке,
Днесь онъ прилезъ жэ въ нашъ горадъ,
Тайкомъ взялъ девять онъ дьвицъ,
Па утру рана аташолъ;
Да вьдь ищо ихъ требуитъ:
Три ньдели въ нашэмъ граде
Тайкомъ жэ онъ девять дьвицъ,
Да девушъкъ жэ умыкнулъ!
Што Богъ на насъ разгневался,
Такую бьду сатварилъ,
Штопъ патравить малыхъ дьтей,
Запусташыть нашы града?»
Святой Ярёлъ расплакался.
Да имъ слова и гаваритъ:
«Идёмъ, девы, пакажыте,
Где тутъ лютой жэ этатъ змей -
Самъ Богъ мьня сюда паслалъ,
Штобъ иво рассечъ на куски,
Штобъ защытить вашы града.»
Девушки иму гаварятъ:
«Ай, моладецъ, ай, ну, витязь,
Да какъ бьда палучытца,
Згиньшъ маладымъ, въ юнасти,
Съестъ тьбя, атравитъ тьбя!
Святой Ярёлъ нь баялся,
А толька тронулъ белъ каня,
Да тотъ атъехалъ на рьку.
Лютой змей онъ ка солнышку,
Павытянулъ дьсну нагу,
Дрёма иво абуяла,
Люта змея трёхглавава.
Святой Ярёлъ прикрикнулъ тутъ:
«Эй, ты , змею, Щуръ Ломищэ,
Бросилъ Бохъ тьбя на землю,
Скора утоньшъ ты въ рьке,
За то што выпалзъ на пале,
Да паидаешъ пшэницу;
Какой жэ врахъ тьбя принёсъ,
Штобъ вашолъ ты въ крьпкой горатъ,
Где льтала Жыва Доля,
Да прыскала жаркой вадой,
Лишъ тотъ, кто пьётъ жарку ваду,
Жыть будьтъ тотъ за тысячу,
Здаровья будьтъ да чорта:
Богъ на тьбя разгневался,
А мне такой приказъ давалъ:
Рассечъ тьбя, молъ, на куски.
Лютой змей тутъ атветъ дьржытъ:
«Вльтелъ азъ да ва крепкий гратъ,
Где хадила Жыва Доля,
Прыскала всё жаркай вадой,
Азъ нь хадилъ и нь хажу,
Лишъ хажу атъ двара къ двару
Тамъ, где Доля нь хадила,
Где ей даровъ нь дарили,
Вьнкомъ главу нь адели.»
Святой Ярёлъ нь слушаитъ,
Лишъ поднялъ тяшку булаву,
Да три главы иму снасилъ,
Аттуда вышли три рьки:
Пьрва рька зельна вина,
Втара рька белъ пшэницы,
А третья свежа малака.
Какъ увидали девушки,
Хватали белава каня,
Хватали иво падъ устцы,
Да мальбой иму молятца,
Штопъ къ нимъ зашолъ онъ въ крепкий гратъ,
Въ крьпкой гратъ, толька ка царю,
И царь иму даръ падаритъ.
Святой Ярёлъ атветъ дьржытъ:»
«Нь зайду, девы, въ крепкий гратъ,
Ва крепкий градъ, да ка царю,
Лишъ ухажу я на неба,
Бога приказъ исполнею.
Вашъ царь мне дарамъ аддаритъ,
Кагда прийдётъ мой красный - день,
Да красный - день, Ярилавъ - день,
Закольтъ святова ягня,
Свята ягня пазлачъна.»
Ищо словъ нь дагаварилъ,
Тронулъ каня, да и ищщэсъ,
Лишъ васпархнулъ онъ на неба.
Дьвчоначки жэ ва дварецъ,
Да ва дварецъ, да ка царю,
Да иму слова гаварятъ:
«Ой, ушъ ты царь, ты баяринъ,
Слышалъ ли царь, ты видьлъ ли,
Што сашолъ младецъ на землю?
Маладецъ онъ жэ со ньба,
И ехалъ на беламъ кане,
Съ сабою тяшка булава,
Да пасьчотъ люта змея,
Што истькли жэ три рьки:
Пьрва рька зельна вина,
Втара рька белъ пшэницы,
А третья свежа малака,
Защытилъ твой онъ крепкий гратъ.
Хватали мы бьла каня,
Хватали иво падъ устцы,
Штопъ пришолъ къ тьбе ва дварецъ,
Штобъ дарамъ, царь, иво дарилъ.
Онъ намъ паведалъ, атвьчалъ:
Нь дайду азъ ведь въ крепкий гратъ,
Ва крепкий градъ, да ка царю,
Лишъ пайду азъ да въ ньбьса,
Да Бога приказъ исполню.
Вашъ царь мне дарамъ аддаритъ,
Кагда прийдётъ мой красный - день,
Да красный - день, Ярилинъ - день*,
Закольтъ мне свята ягня,
Свята ягня пазлачъна.
Речъ младецъ нь успелъ сказать,
Какъ васпархнулъ жэ на неба.
Сила - царь, какъ услышали,
Иму мы нь паверили,
Но тронулъ онъ барза каня,
Да атъижжалъ онъ на рьку.
И нетъ иво ужъ у рьки!
Ищо тькутъ тамъ три рьки:
Перва рька зельна вина,
Втара рька белъ пшэницы,
А третья свежа малака.
Тагда лишъ, царь паверили,
Да вернулися ва дварецъ,
Да ва дварецъ, къ сьбе дамой.
Да ажыдаемъ красный - день,
Да красный - день, Ярилинъ - день.
Да какъ наступитъ красный - день,
Всё красный - день, Ярилинъ - день,
Мы, царь, пайдёмъ все на гару,
Где папасёмъ сиво стада,
Избьрёмъ мы, павыбьримъ,
Три дня ищы свято ягня,
Ягнёнка жэ ты тамъ найдёшъ,
Туда жэ ты тьперь иди,
Явилася Жыва Доля,
Жыва Доля самародица,
Прикрикньтъ ана, закричитъ:
«Эй, слушай, царь, въ крепкамъ граде,
Да атыщи свята ягня,
Да атвьди иво въ дварецъ,
Златамъ иво пазалати,
Да иво въ жэртву закали,
Што наступаитъ красный - день,
Што красный - день, Ярилинъ - день,
Святой Ярёлъ градъ защытилъ,
Пагубилъ лютава змея.
Но штобы зналъ ты, сила - царь:
Да если бъ нь вашла ва градъ,
Тьбя паить жаркай вадой,
Лютъ змей тьбя бы затравилъ,
Нь паявись святой Ярёлъ,
Запусташылъ бы крепкий гратъ!
Но ты вазьми девять авновъ,
Да девять овнавъ рагатыхъ,
И для мьня въ жэртву кали,
Если мне ихъ нь закольшъ,
Рассержуся, разгневаюсь,
На Сварохъ къ тьбе нь прийду,
Нь напаю жаркай вадой.»
Речъ Доля лишъ прамолвила,
Да и ищщэзла са гары.
Да пашолъ царь въ сиво стада,
Павыбрать всё, папьрьбрать,
Нашолъ онъ тамъ девять авновъ,
Девять авновъ да рагатыхъ,
И атвёлъ къ сьбе ва дварецъ,
Да ва дварецъ , къ сьбе дамой.
Святу Ярлу жэртву калоть,
Жэртву калоть, девять авновъ,
Девять авновъ да рагатыхъ,
И иё мальбою малитъ:
"Доля Жыва самародица,
Сьводня, Доля, красный - день,
Всё красный - день, да Сварогъ - день,
Какъ ты Богу службу служышъ,
Жаркой вадой въ златомъ карцэ,
Пайди, Доля, ка мне, сайди,
Да въ мой горадъ, да въ мой дварецъ,
Штобъ прыснуть жаркаю вадой,
Жыть буду азъ за тысячу,
Здаровья мне, жэ да чорта.
Да жэртву царь вьдь всё кольтъ
На красный - день, Ярилинъ - день,
Святу Ярлу, Жывой Доле.
Жыва Доля жэртву видитъ,
Да пашла на златъ кладьнецъ,
Да натачить жаркай вады,
Жаркай вады въ златой карецъ,
Взяла ана злату чашу.
Минулися три ньдели,
Да вотъ насталъ всё красный - день,
Всё красный - день, да Сварогъ - день,
Убралась, нарядилася,
Златы адежды до низу,
Но нетъ лишъ вьнка у ниё.
Да Сива Богъ онъ въ вышыне,
Онъ въ вышыне, да на гаре,
Да на гаре падъ дерьвамъ,
Где онъ сидитъ - агонь гаритъ,
Агонь гаритъ да до неба,
Сильный агонь, сильно пламя.
Никто да на гару нь йдётъ,
А кто пайдётъ, такъ тотъ сгаритъ -
А въ томъ агне Жыва Доля,
Ана Богу службу служытъ,
Даётъ иму злату чашу,
А въ чашэ жаркая вада,
Три дня вьть службу служыла.
Дьвчоначки да на пале,
Да набьрутъ бьлы вьнки,
Да золатамъ ыхъ папавьютъ,
Да будутъ ждать Жыву Долю.
Жыва Доля Бога малитъ,
Штопъ пайти, выйти на пале,
Да сайти жэ ва крепкий гратъ,
Ва крепкий градъ, да ка царю,
Да чашэю службу служыть,
Да если онъ жэртву кольтъ,
То Богъ иму дабро даётъ.
Да сашла ана на пале,
Да на пале, да къ девицамъ;
Всяка дева златымъ вьнкомъ
Да Долю принарядила,
Да ей главу пазлатили,
Багине этай на зьмле.
Доля имъ службу служыла,
Службу да жаркаю вадой.
И аташла ва крепкий гратъ,
Ва крепкий градъ, да ва дварецъ,
Прикрикньтъ ана, закричитъ:»
«Паслушай, царь, сильной кароль,
Павыйди, царь, да ка двьрямъ.
Если мне жэртву закольшъ,
Да тьбя дарамъ адарю,
Тьбе я службу саслужу:
Павыйди царь, да нь льнись,
Утрамъ рана жэ чорный готъ,
Да ухажу я на ньба,
Купаюся, да моюся.»
Павышэлъ царь жэ ка двьрямъ,
Какъ увидалъ Жыву Долю
Зъ бьлымъ вьнкомъ на галаве,
Въ златой адежде до низу,
Клянётца ей всю дань аддать -
Да ей мальбою молитца,
Штобъ зашла къ ньму ва дварецъ,
Што угащеньемъ угаститъ,
Доля мальбу нь слушаитъ,
Да падаётъ злату чашу,
Папить иму жаркай вады:
Жыви, царю, за тысячу.
Здаровья, царю, да чорта!
Пайди, царь, жэртву закали,
Девять авновъ всё пятнистыхъ,
Сьводня ужэ красный - день,
Ушъ красный - день, всё Сварогъ - день.»
И слова нь прамолвила,
Какъ васпархнула на неба.

Copyright © 2001-2005
Автор сайта : Мельников Виталий
"Язычество славян" https://paganism.msk.ru